Джека ему подарила жена. За три месяца до своей смерти. Они хотели овчарку. Она даже курсы специальные закончила, чтобы завести этого щенка. Говорила: «Он станет верным другом нашему малышу». А потом просто ехала в автобусе, и её придавили. Много народу. И всем было плевать на беременную. Она закричала, а водитель даже не остановил автобус… Врачи не спасли ни её, ни ребёнка. В пустой квартире ждал его только Джек, пятимесячный смешной овчарёнок, всё, что осталось от былого счастья. Через месяц после похорон Джек заболел чумкой, отнялись задние лапы. Врачи предлагали усыпить собаку, но Семён Николаевич не смог этого сделать. Он решил бороться. Бесконечные уколы и капельницы, массаж и специальные занятия. Семён даже взял отпуск, и повёз собаку на море. Джек поднялся. Задние лапы он конечно подволакивал, его чуть пошатывало. Но Семён был рад и такому результату…
В нашем доме Семёна Николаевича звали бирюком.
«Ишь замыка, только и знает, что носится со своей собакой», - говорили соседи. А он и правда с ней носился. Одинокий, хорошо зарабатывающий, ведущий инженер из почтового ящика. Пару раз в неделю к нему заходила 60-летняя соседка по площадке, и наводила порядок, стирала, готовила. Когда мы переехали в этот дом, я с ними подружилась. С Джеком и с Семёном Николаевичем. Больше конечно с Джеком. Джек был феноменально умный, знал огромное количество команд, и не меньше 200 слов. Мне кажется, этот пёс мог смотреть прямо в мою душу. Мы понимали друг друга молча. Я росла, а пёс старел, и к тринадцати годам ходил уже с большим трудом. По лестнице вверх и вниз, живший на четвёртом этаже Семён Николаевич, носил его на руках. Большого, крупного пса.
Один раз, прозрачно ярким сентябрьским днём, Семён постучался в наше окно. Джек лёг на прогулке, и не смог встать. Мама вынесла большое покрывало, мы уложили собаку и побежали к соседу, у которого был старенький «Москвич». До ветеринарной лечебницы доехали быстро.
- Что вы хотите? Это старость, - сказал ветеринар.
- Помогите, - попросил Семён Николаевич.
Ветеринар сделал собаке уколы. Поставил капельницу.
Врач даже ездил к Джеку три раза в неделю 2 месяца. Казалось, что псу стало легче. Он пережил осень и зиму. Вылезла молодая травка. Джек на прогулке нюхал её, и смотрел на меня печально. От этого взгляда мне хотелось плакать. А Семён Николаевич вёл себя так, как будто его собака бессмертна.
Но как-то вечером, в мае, когда уже вокруг радовала глаза зелень, и в ближнем лесочке пели птицы, он позвонил к нам. Мама открыла дверь. Он стоял и плакал, по лицу текли слёзы. Мы поднялись к Семёну. Джек лежал на диване, и казалось, что просто заснул. Добрый друг моих детских игр. Мы с Семёном Николаевичем рыдали вдвоём. Мама побежала к соседу с «Москвичом» …
В ближнем лесочке Семён Николаевич вырыл могилу и похоронил собаку, а мама посадила на холмик молодой дубок. Семён Николаевич больше не плакал. А я кричала, прижавшись к берёзе. Мне было безумно больно. В тот день я попрощалась со своим детством. Оно просто ушло, растворилось в весеннем лесу. Джек унёс его в неизвестную даль.
А потом Семён заперся в своей квартире и запил. Перестал ходить на работу, никому не открывал дверь. Сердобольная участковая выписала ему больничный. Мы звонили к нему, стучали, он даже к двери не подходил…
Неожиданно, дней через десять после смерти Джека, маме позвонила сестра:
- Люся, ты не знаешь, кому можно пристроить щенка овчарки? У подруги сука принесла семь щенков. И она этого седьмого не усыпила, спрятала. Он теперь без документов. А так хороший щенок, лохмач, крепенький, смышлёный.
- Знаю, - ответила мама, - даже очень хорошо знаю.
Мы поехали в Купчино, смотреть овчарёнка…
Когда мы зашли в небольшую квартиру, я опешила. Из угла кухни маленький Джек смотрел на меня своими удивительно мудрыми глазами. Точно такой, как на фотографиях Семёна Николаевича, тех, из счастья.
Мы посадили малыша в большую корзину и вернулись домой. Поднялись на четвёртый этаж к Семёну, и позвонили. Он не открывал, мы стали колотить в дверь. Никакой реакции. Тогда мама просто ударила в дверь ногой и открыла. Сильно похудевший Семён, в синем хлопчатобумажном тренировочном костюме с растянутыми коленками, лежал на диване и смотрел в потолок. Недельная щетина топорщилась, глаза был красными. Бардак в комнате стоял просто феерический. Везде лежала пыль, она даже клубилась в воздухе.
- Поднимайся, Семён, - сказала мама, - хватит душиться горем. Лучше погляди, я принесла тебе кусочек счастья.
Семён ничего не сказал, не отвернулся, так и продолжал лежать, и смотреть в потолок.
Я вытащила щенка из корзины и посадила Семёну Николаевичу на живот. Малыш чихнул, и напрудил громадную лужу. Семён приподнялся и сел. Маленький Джек слез с подмоченного Семёна, прошёлся по дивану, спрыгнул на пол, и увидев валявшуюся на полу газету, наделал туда большую ароматную кучу. А Семён Николаевич смотрел то на щенка, то на ту свою старую фотографию. Так мы их и оставили. Примерно через час в окно я увидела, как выбритый, аккуратно одетый Семён Николаевич бежит в магазин, а потом обратно.
Когда, на следующий год, мы переезжали, все соседи, кроме владельца старенького «Москвича», и участковой врачихи, по прежнему звали Семёна Николаевича бирюком, и говорили: «замыка, только и знает, что носится со своим Джеком".
А он и правда с ним носился…
Елена Андрияш